На русском языке издана антиисламская книга знаменитой журналистки Орианы Фаллачи ”Ярость и гордость”, написанная сразу после 11 сентября. Ярость..., приправленная гордостью. В предисловии О. Фаллачи пишет о том душевном перевороте, который вызвали в ней события 11 сентября 2001 года. “Что я должна сделать? Что я могу сделать?” Эти вопросы волновали ее мозг и душу. Две или три недели она не спала, не ела, пила только кофе и беспрерывно курила. Она писала... Автор сознаётся, что сама долго не могла определить жанр того, что написала: это не репортаж, не эссе, не мемуары, даже не памфлет. В конце концов Фаллачи назвала свою книгу проповедью. Однако есть слово, также пришедшее в наш лексикон из религии, которое, мне кажется, более уместным – анафема! Анафема исламу и отчаянный призыв к европейской цивилизации: « Люди мира, будьте бдительны!» Есть в этой книге немало и из собственной биографии автора, и это помогает понять ее субъективность позиции, её решимость остаться в очевидной изоляции, её поистине трагический выбор.

В годы Второй мировой войны О.Фаллачи была участницей партизанского движения. Она автор 12 книг, разошедшихся по всему миру. Её называли “журналистом, которому никто в мире не может отказать”. За полвека своей карьеры она проинтервьюировала многих политиков и знаменитостей. Будучи несколько десятилетий военным корреспондентом, она видела своими глазами почти все вооружённые конфликты нашего времени. Была тяжело ранена во время массовых убийств в Мексике в 1968 году. Последние годы она упорно боролась с тяжким недугом. Умерла О.Фаллачи 15 сентября 2006.

В своей книге она решительно восстаёт против принятых во имя политкорректности утверждений, что Коран учит миру, братству и справедливости. Да, принцип ”око за око, зуб за зуб”содержится и в Библии и в Торе, но для Корана, для мусульман, пишет она,”это соль жизни”.

Описанное О.Фаллачи нельзя воспринимать спокойно. Понимаю, что пересказ книги - дело неблагодарное, позволю себе процитировать только особо впечатляющие отрывки из неё. Автор книги-проповеди заслуживает полного доверия и уважения.

“... я расскажу историю о двенадцати нечистых мужиках (в чём была их нечистота, я так никогда и не узнала), которых в 1975 году сыны Аллаха казнили в Дакке, Бангладеш. Их казнили на стадионе штыковыми ударами в грудную клетку в присутствии двадцати тысяч верующих, которые, сидя на трибуне, бормотали: “Аллах акбар, Аллах акбар...” О да, догадываюсь, о чём сейчас думаете вы, древние римляне, те римляне, которыми моя культура гордится, развлекались, глядя на то, как львы пожирали христиан. По всей Европе католики, те католики, чей вклад в историю мысли я признаю и уважаю, веселились, глядя на горящих еретиков. Но прошло очень много времени, и с тех пор мы стали более цивилизованными, и сынам Аллаха тоже следовало бы понять, что так поступать не следует. Но они же поступают! После нечистых молодых мужчин они убили десятилетнего ребёнка, который, чтобы спасти одного из осуждённых, своего брата, бросился на палачей: “Не бейте брата, не бейте брата!” Не верите? Прочтите мой репортаж или репортажи французских, немецких, британских журналистов, которые тоже были там. Но я всё это рассказываю вот зачем. Как только казнь закончилась, две тысячи верующих (многие из них - женщины) покинули трибуны и спустились на поле. Но не беспорядочно и возбуждённо, а степенно, в очень торжественной манере. Они построились в колонну, торжественно достигли сцены побоища и, не прерывая своё бормотание “Аллах акбар, Аллах акбар”, прошли по трупам. Превратили тела в грязь, как башни-близнецы.

Я могла бы продолжать и продолжать рассказ о чудовищных историях. Я могла бы рассказать случаи, о которых никогда не писала в репортажах. Потому что знаете, в чём проблема таких людей, как я? Тех, кто видел слишком много? Проблема в том, что в какой-то момент мы привыкаем к ужасам. Мы просто оставляем это на задворках памяти. И всё-таки ещё одна история, нарушающая душевное спокойствие. Замечательная кинематографистка из Лондона сняла её в своём документальном фильме, который транслировали во многих странах. Была заснята казнь трёх женщин в паранджах, повинных неизвестно в чём. Казнь происходила на площади в Кабуле, рядом с заброшенной парковкой. И вот на эту заброшенную парковку неожиданно приезжает машина, маленький грузовик, из которого их выталкивают наружу. Паранджа первой женщины - коричневая. У второй - белая. Паранджа третьей - светло-голубая. Женщины явно вне себя от ужаса. Одна едва держится на ногах, её шатает. Женщина в белой парандже, похоже, в полубессознательном состоянии, она продолжает идти неверными шагами, словно боясь упасть и ушибиться. Женщина в светло-голубой парандже, маленького роста и очень хрупкая, идёт, наоборот, твёрдыми шагами и в какой-то момент останавливается. Она пытается жестом ободрить своих спутниц. Но бородатый бандит в юбке и тюрбане вмешивается и пинками разгоняет их, заставляет стать на колени.. Сцена разворачивается на глазах у людей, которые проходят мимо, или едят финики так лениво и так безразлично, как будто неотвратимые смерти не имеют никакого значения. Только молодой мужчина, стоя на краю площади, смотрит с любопытством. Казнь проходит очень быстро. Никаких барабанов или зачитывания какого-то приговора. Я имею в виду, не было церемонии, ни претензии на церемонию. Едва женщины опустились на колени на асфальт, как другой бородатый бандит в юбке и в тюрбане появляется из ниоткуда с автоматом в правой руке. Он несёт автомат, как продуктовую кошёлку, с ленивым, скучающим видом, как будто убийство женщин- обычное занятие в его каждодневной жизни. Он идёт по направлению к трём неподвижным фигурам. Настолько неподвижным, что они не кажутся человеческими. Они кажутся тремя тюками, брошенными на землю. Он подходит к ним со спины, как вор. Он подходит к ним и без колебания, застав нас врасплох, подносит автомат в упор в затылок той, что в коричневой парандже. Она падает вперёд. Мертва. Затем, всё с тем же ленивым, скучающим видом, он передвигается левее и втыкает автомат в затылок той, что в белой парандже. Она тоже падает ничком. Он опять переходит левее. Останавливается почесаться. Стреляет в затылок маленькой, в светло-голубой парандже, которая, вместо того чтобы упасть вперёд, остаётся на долгое мгновение на коленях. Её торс держится вертикально прямо. Неистово прямо. Затем она заваливается набок и последним движением сопротивления приподнимает кайму паранджи и обнажает ногу. Но с ледяной невозмутимостью он возвращает ткань на место и зовёт могильщиков. Оставляя на земле три широченные ленты крови, могильщики хватают трупы за ноги и тащат их прочь.

В кадре появляется государственный министр иностранных дел и министр юстиции. У него пронзительный голос, и, говоря о казни трёх женщин, он вне себя от восторга: “Это радостный день. Сегодня наш добрый город снова обрёл мир и спокойствие”. Однако при этом он не говорит о том, каким образом три женщины лишили этот город мира и спокойствия. Он не упоминает о причине, по которой они были осуждены и казнены. Сняли с себя паранджу? Подняли покрывала с лиц, чтобы выпить стакан воды? Нарушили запрет петь, напевали колыбельную песню своим новорожденным детям? Или преступление их заключалось в том, что они смеялись? Да, смеялись. Разве вы не знаете, что мусульмане-фундаменталисты запрещают женщинам смеяться? Я задаю себе эти вопросы, когда на экране появляются хорошенькие женщины без паранджи. Девушки с непокрытыми лицами, голыми руками, в платьях с глубокими вырезами. Одна завивает волосы, другая красит глаза, ещё одна красит губы и ногти красным. Они шутят, смеются... Я делаю вывод, что мы больше не в Афганистане, наверное, умная корреспондентка вернулась со своей группой в Лондон и документальный фильм заканчивается сценой облегчения и надежды. Но нет! Мы всё ещё в Кабуле. Голос автора звучит сдавленно, приглушённо. Этим голосом она шепчет: “Мы находимся в одном из нелегальных заведений города. Это нелегальное и опасное место - парикмахерский салон”. И вдруг я с содроганием вспоминаю то зло, которое в 1980 году невольно причинила парикмахеру в Тегеране, чья парикмахерская, называющаяся “У Башира. Дамского парикмахера”, была закрыта правительством как проклятое место. Не обсуждая причину, по которой она была закрыта, и используя тот факт, что он был моим поклонником, имел в доме все мои книги, переведенные на фарси, я убедила его открыть парикмахерскую. “Пожалуйста, Башир, пожалуйста, только на полчаса. Мне необходимо вымыть волосы, а в моём номере нет горячей воды.” Бедный Башир. Сорвав печати и разрешив мне войти в пустую парикмахерскую, он трясся, как мокрый пёс, и повторял: “Мадам, мадам! Вы не понимаете того риска, которому мы подвергаемся. Если кто-то застанет нас здесь, если кто-то узнает, я попаду в тюрьму, да и вы тоже.” Ну что ж, никто не застал нас врасплох в то время, как, дрожа, он мыл мне голову. Консьерж следил за дверью. Но восемь месяцев спустя, когда я вернулась в Тегеран (другая безобразная история, о которой я никогда не писала), то справилась о Башире, и мне ответили: “Неужели вы не знаете? Кто-то узнал и донёс в комитет Морального контроля. Едва вы уехали, Башир был арестован по обвинению в непристойном поведении и теперь он всё ещё в тюрьме”. Я вспомнила всё это и наконец поняла почти наверняка, что тех трёх женщин казнили за то, что они были в парикмахерской. Я наконец поняла, что они были тремя сопротивляющимися, тремя героинями. Теперь скажите: это и есть “культура”, о которой мы упоминаем, когда почтительно произносим “контраст между двумя культурами”?! Нет, дорогие, нет. Одержимая своей навязчивой идеей свободы, я только чуть раньше написала, что в этом мире есть место для каждого и что, как говорила моя мама, мир прекрасен, потому что он разнообразен. Я также написала, что тем хуже для женщин, которые настолько глупы, что принимают своё рабство. Важно, чтобы их рабство не распространялось на меня. Но я была не права. Совершенно не права. Потому что забыла, что свобода, отделённая от справедливости, это лишь половина свободы, и что защищать только свою свободу - значит оскорблять справедливость.

* * *

...Последний король Марокко, довольно часто сходящий за современного парня, никогда не обнародовал ни имени, ни лица своей первой жены-королевы. Дело в том, что назвать имя и показать фотографию женщины, на которой ты женился, - это чересчур современный поступок!

Придите в себя. Такие режимы должны сосуществовать с нашими принципами свободы, демократии, цивилизации? И мы должны мириться с ними во имя терпимости, снисходительности, понимания и плюрализма? Если так, зачем мы сражались сперва с Муссолини и Гитлером, затем со Сталиным и компанией? Зачем мы вошли во Вьетнам? Почему мы противостояли Фиделю Кастро и делаем это до сих пор? Зачем мы действуем как мировые полицейские, и объявляем войны врагам свободы, демократии, цивилизации, и умираем в этих войнах? Что, эти принципы распространяются только на определённые случаи, только на определённые страны? Разве исламские тирании не столь же неприемлемы и недопустимы, как тирании фашистские и коммунистические? Довольно двуличности, двусмысленности, лицемерия, ФАРИСЕИ любой страны и любого языка!”

...В одной из самых пронзительных песен меня всегда смущала строчка:”Пусть ярость благородная вскипает как волна”. Потому что ярость, даже самая благородная, тем не менее, остаётся слепой. В ярости Орианы Фаллачи слепоты нет, а её мужество и смелость поражают.

Многие вопросы, задаваемые ею, риторичны, ответы на отдельные - спорны, но все они, несомненно, заставляют задуматься всерьёз и действовать. “Лицемерие - нетрудное ремесло, всякий негодяй горазд в нём, но говорить откровенно, искренне, от всей души могут и смеют только благородные сердца.” Разделяю эти мысли венгерского поэта Шандора Петефи. Считаю, что О.Фаллачи чуждо лицемерие, а сердце у неё по-настоящему благородное.