«Опера для меня – это мечта. Я долго и стремительно к ней шла, и вот – финишная черта. Мечта воплотилась в реальность. Не подумайте, что это произошло в мгновение ока. Мой путь к тем произведениям, ролям, которые есть у меня сегодня, был долог и тернист, но вера, талант и трудолюбие преодолели все преграды».

Историей своего успеха с читателями нашего журнала поделилась Ирина Петрик – успешная оперная певица-сопрано, педагог, одна из лучших выпускниц Высшего музыкального училища имени Глиэра (Украина). Концерт Ирины Петрик в Атланте состоится 27 апреля в 19.30 в Avondale First Baptist Church.

– Ирина, когда Вы ощутили себя музыкантом? Когда возникли потребность заниматься музыкой и понимание, что свою жизнь Вы хотите связать именно с этой сферой?

– Наверное, я всегда в какой-то степени испытывала необъяснимую потребность в музыке. Помню, в 5–6 лет сидела за фортепиано отца и пыталась что-то «сочинять»... Конечно, абсолютно непонятное и невнятное что-то играла, но была уверена, что это очень красиво. Эти постоянные, отчаянные и, наверное, достаточно громкие попытки привели к тому, что родители приняли решение отвести меня в музыкальную школу по классу фортепиано с надеждой, что эти звуки со временем приобретут какую-то сознательную форму. Они не ошиблись. Музыка меня завораживала, проникала настолько глубоко, что меня это иногда пугало, и вместе с тем давало ощущение удивительной радости. В 9 лет моя творческая белиберда была отмечена администрацией школы, и я начала посещать уроки композиции. До сих пор храню эти нотные тетрадки с первыми записями, там такие простые, обыкновенные мелодии, но такие настоящие, честные. Скоро я начала с увлечением придумывать песни. Удивительно, но наши друзья детства до сих пор их помнят и поют! В 10 лет я поступила в детский театр и начала активно выступать и гастролировать по бывшему Советскому Союзу с труппой. Вот так и я поймала, как говорят американцы, theater bug.

– Как Вы пришли к мысли стать оперной певицей? Кто подал Вам эту идею, или что повлияло на это решение?

– Конечно, это прозвучит как клише, но я действительно пела практически всегда. Мне очень повезло с семьей: отец прекрасно пел, мама очень ценила музыку и восхищалась искусством. Одно из моих первых вокальных воспоминаний: стоя возле зеркала, я имитировала певицу Мирей Матье на своём придуманном «французском». Уверена, это выглядело очень комично... Я старшая из четырёх девочек, и мы с моими сёстрами всегда пели вместе, и на домашних концертах, и в школе. Я пела в детском театре «Сказка», выступала на школьных утренниках, играла в КВН. Когда-то меня услышал преподаватель по вокалу в местном Доме творчества и пригласил прослушаться в детский хор с симфоническим оркестром. Надо сказать, я пела до этого момента только в эстрадном или народном жанре, и не могла даже представить себе, что скоро до мозга костей влюблюсь именно в классику. В 14 лет спела солисткой с этим же хором и оркестром в главном зале Национальной филармонии Украины в своём родном городе Киеве. В 17 лет мой первый педагог по вокалу, заслуженный деятель искусств Украины, замечательное и блистательное сопрано, солистка Национальной оперы Тамара Емельяновна Коваль заметила меня и взяла в свою студию при Киевском высшем музыкальном училище имени Глиэра. Она научила меня главному – петь «душой».

– Вы обучались как в Украине, так и в Америке. Вы можете сравнить эти две школы, рассказать про уровень вокальной подготовки? Какая школа Вам ближе? Что, на Ваш взгляд, наиболее ценного в каждой из этих школ? 

– Спасибо за интересный вопрос. Я бесконечно благодарна возможности иметь уникальный вокальный опыт и не могу сказать, что какая-то конкретная школа мне ближе. Наша школа уделяет огромное значение пению на опоре, правильному «продыху», правильной фонации, поднятию зевка (нёбной занавески) и, соответственно, созданию необходимого вокального резонатора. Именно в училище Глиэра я получила прекрасную подготовку по актёрскому мастерству и познакомилась с системой Станиславского, за что безумно признательна своему педагогу Николаю Владимировичу Бондарю, замечательному актёру. 

Как правило, наши певцы обладают большими голосами, тембрально красивыми инструментами от природы. Но совсем мало внимания уделяется дикции, умению правильно произносить текст на разных языках. Артисты сами пытаются овладевать этими навыками вне стен учебных заведений. В американской вокальной школе всё довольно похоже, но студенты обязаны брать курсы французского, немецкого и итальянского языков, каждый из них минимум по году, в интенсивном экспресс-режиме. Также проходит обучение IPA – интернационального фонетического алфавита. Это замечательная и очень полезная система транскрипции, дающая возможность без ошибок читать на практически любом языке. Я окончила Консерваторию Сан-Франциско и во время учёбы постоянно восхищалась дисциплиной своих ровесников-американцев, а также их открытости всему новому, творческому любопытству и отсутствию зашоренности. По поводу техники ситуация неоднозначная. Могу сказать, положа руку на сердце: в любой стране, в любом учебном заведении, в любой культуре абсолютно всё зависит от конкретного педагога. Неважно, в какой стране ты найдёшь это сокровище, но если нашёл, то береги, уважай, цени, а главное, учись секретам мастера!

– Кто из великих сопрано прошлого оказали на Вас решающее влияние в период Вашего становления – если такое, конечно, вообще было? Может быть, кто-то из современных певцов служил для Вас ориентиром?

– Я в своё время была шокирована, услышав пение Джоан Сазерленд. Я не понимала (и до сих пор не понимаю!), как можно так петь? Леди Сазерленд – это в какой-то степени уникальный персонаж, безумно богатая природа. Мария Каллас, поющая актриса, которой до сих пор нет равных. Раньше очень любила Анну Моффо, когда была совсем юной. Сейчас обожаю Ренату Тебальди, Миреллу Френи, Зинку Миланов, Леонтин Прайс. Эти голоса мне ближе, понятнее по типу специализации. А вообще именно мой муж, потрясающий баритон Кевин Кис, открыл мне мир «золотых голосов прошлого». Он познакомил меня с пением Марии Каллас, Биргит Нильсон, Кирстен Флагштад, Юсси Бьёрлинга, Фрица Вундерлиха, Франко Корелли... После этого открытия я никогда уже не была прежней, моя вокальная эстетика изменилась решительно и бесповоротно. Из современных певцов мне очень импонируют Айлин Перез, Сондра Радвановски. А также я восхищаюсь творчеством своей близкой подруги, заслуженной артистки Украины Тамары Калинкиной.

– Что в Вашей творческой биографии Вы считаете самым важным, самым знаменательным? Есть ли события, люди которые для Вас стали знаковыми, поворотными?

– Безусловно, на творческом пути мне повстречалось множество совершенно необыкновенных, талантливых и замечательных людей. Знаковыми стали встречи с моими педагогами: Тамарой Коваль, Памелой Фрай в Консерватории Сан-Франциско, Дорис Ярик-Кросс в Йельском Университете. Они буквально слепили меня, мой голос и голосовой аппарат. Я считаю их своими «вокальными мамами». Это особенные отношения. Также я безумно благодарна встречам с абсолютно неординарными коллегами в нашей оперной индустрии, певцами, режиссерами, дирижёрами – их слишком много, чтобы перечислить. Но самой важной встречей стало знакомство с моим мужем, который исполнял Мизгиря, когда я пела Снегурочку в Гарвардском университете. Я не знала, что такое любовь с первого взгляда, с первого звука, но благодаря Кевину мне было суждено прочувствовать эти эмоции. Ради этого стоит жить.

– Репертуарные возможности огромны, но и нагрузки тоже огромные. Как Вы справляетесь с таким графиком и что Вам помогает восстанавливать ресурсы? 

– Помимо певческой деятельности я также являюсь профессором по вокалу в колледже Сейнт Роуз в Нью-Йорке, поэтому нагрузка действительно иногда просто сумасшедшая. Я обожаю своих учеников, они меня вдохновляют и наполняют творческой энергией. Что помогает восполнять силы? Как ни странно, тишина. Я отдыхаю, когда нахожусь в одиночестве на природе или дома, но абсолютно без звуков. Ни телевидения, ни радио, ни телефонных звонков. Устраиваю молчаливые дни, которые не только помогают восстановить голос и дают ему возможность отдохнуть от труда, но также и настраивают меня на правильную волну, дают ощущение ясности, спокойствия, новых сил. Никогда не забуду, когда мы с Кевином пели в Национальном концертном зале Харпа в Рейкьявике, и я пошутила, мол, почему исландцы такие молчаливые? На что мой местный друг ответил: вы американцы такие сумасшедшие, шумные, всё наружу, все время отдаёте свою энергию, а мы копим. Я это взяла на заметку, и действительно чувствую – это работает. Скандинавский лайфхак!

– Каковы Ваши любимые роли? 

– Для меня особенными всегда становятся роли, которые не совсем естественны для меня как для актрисы. Когда играешь, в принципе, сам себя и получаешь роль в формате “type cast”, то просто проживаешь предлагаемые обстоятельства в своём «существе», органично. Моя природа – играть темпераментных, ярких женщин, эмоциональных, безудержных, сильных. Намного сложнее играть персонажа, в какой-то мере противоположного своей натуре. В актёрском кругу это называется stretch work – расширение актёрского диапазона. Когда я играла Снегурочку, мне нужно было найти другие краски, противостоять своему естеству, придержать вожжи. Она эфемерная, прозрачная, наблюдатель. Это было сложно. В прошлом сезоне я спела свою первую Татьяну в «Евгении Онегине» Чайковского. Признаюсь, это тоже совсем не я, но как же увлекательно было прожить её судьбу на сцене! Очень трудным персонажем для меня была Сестра Анжелика из одноимённой оперы Пуччини – молодая монахиня, которую родные упрятали в монастырь из-за внебрачного ребенка. Она уже 7 лет живет одной мыслью: увидеть своего сына. Но, к сожалению, узнает, что он погиб несколько лет назад. В отчаянии, она принимает яд, и ей является видение перед смертью: Святая Мария несёт ей на руках своего сына. Я плакала на каждой репетиции, и у меня буквально разрывалось сердце – и от красоты музыки, и от боли ситуации. Такие роли поднимают нас на другой уровень существования, открывают необъяснимые новые грани.

А вообще, мои самые любимые и комфортные роли – это Алиса Форд в «Фальстафе» Верди, Мюзетта в «Богеме» Пуччини, Недда в «Паяцах» Леонкавалло, Фьордилиджи в опере «Так поступают все» Моцарта. Мне легко играть страстных героинь, иногда трагических, иногда весёлых, но всегда с хорошей самооценкой и силой духа. Также огромный кусок моего сердца принадлежит оперетте. Моя бабушка всю жизнь обожала оперетту, и я никогда не забуду, как в 6–7 лет мы с ней ходили в театр, и я мечтала, что когда-нибудь спою на этой сцене... Для меня это было несбыточным желанием. И вот в прошлом году я выступила на этой заветной сцене детства, когда дебютировала в роли Розалинды в спектакле «Летучая мышь» Штрауса в Национальном театре оперетты Украины. Мечты сбываются.

– Насколько американской публике интересна славянская культура?

– Сейчас в Америке и во всём мире интерес к славянской, восточно-европейской классической музыке стремительно растет. В Америке долгое время не существовало традиции исполнять русские, украинские, чешские, польские произведения на языке оригинала. После падения Берлинской стены западный рынок стал доступен восточно-европейским певцам, дирижерам и тренерам по дикции. Сейчас удивительное время, когда происходит огромное множество премьер нами любимых и известных опер здесь, на этом континенте. Они исполняются на языке оригинала, и англоговорящие певцы с удовольствием работают над русской дикцией и влюбляются в этот новый для них материал. Замечательный пример этому: моя хорошая подруга, маэстра Лидия Янковская, которая недавно возглавила Чикагский оперный театр. Она с вдохновением и заразительным энтузиазмом знакомит публику с русскими произведениями, до сегодняшнего дня неизвестными американскому зрителю. 

– Где и что могут услышать зрители, придя на Ваш концерт в Атланте?

– Возвращение в Атланту для меня – совершенно особенное событие. Здесь живет моя дорогая, любимая подруга Юлия Гладиш, которая в своё время познакомила меня с ансамблем «Калинка». Я восхищаюсь усилиями команды Русской школы № 1, которая сохраняет наши многовековые традиции и помогает вырастить новое поколение маленьких артистов, не забывающих о своих корнях. Я очень рада буду увидеться с моими любимыми Дэвидом и Жанной Купер. Маэстро Дэвид в своё время тоже учился в Киевском училище имени Глиэра и имеет редкостный опыт понимания нашей музыки. Петь, когда он дирижирует, – это всегда одно удовольствие! Оркестр народных инструментов Атланты, the Atlanta Balalaika Society Orchestra – это прекрасный, бесподобный коллектив, несущий восточно-европейскую музыку американской публике «персикового» штата и слушателям за его пределами. Последний раз я пела с ними семь лет назад на праздновании тридцатилетия оркестра. Так что это долгожданное выступление.

Наша программа будет очень красивой и разнообразной. Вы услышите русские романсы, украинские и русские народные песни, арии из известных славянских опер. Будут радость и грусть, трагедия и надежда. Тембрально оркестр очень слаженный, мощный. Есть что-то совершенно неповторимое в звуках гуслей, балалаек, домр, колокольчиков. Они переносят нас в русскую степь, в заснеженный лес, и мы несёмся вместе на тройке с бубенцами через замерзшие, сверкающие ветки деревьев... Это действительно волшебно! К сожалению, мой график достаточно насыщенный, поэтому мы выступаем всего один вечер, в субботу 27 апреля. Не пропустите! Буду очень рада встрече!

– Какие у Вас сейчас основные творческие события, планы на текущий сезон? На перспективу?

– Сейчас самым большим событием в моей подготовке к новому театральному сезону становится переход к более крепкому вокальному репертуару, «лирико спинто». Я благополучно совершаю путь от лирического сопрано к более лирико-драматическому жанру. Наслаждаюсь пением в грудном регистре вдобавок к верхней тесситуре. Когда я училась у своего первого педагога с 17 до 21 года, то специализировалась как лирико-колоратурное сопрано, то есть практически жила верхними нотами и пела в самом высоком женском вокальном регистре. Я благодарна своему педагогу за эту стратегию, так как эта техника дала мне вокальное долголетие и молодость. Позже я стала петь более центральный, лирический репертуар. А теперь, наконец, созреваю до новых, более наполненных ролей. Это волнующе! Я работаю над ролями, о которых раньше могла только мечтать. Среди них Леонора из «Трубадура» Верди, а также «Русалка» Дворжака, арию из которой зрители смогут услышать на концерте в Атланте. Следующий сезон будет очень важным для меня. Я готовлюсь к дебюту в знаменитом Карнеги-холле в Нью-Йорке, возвращаюсь в оперетту с ролью графини Марицы, заканчиваю запись сольного диска. И ещё много секретов и контрактов на стадии завершения, которые я пока не могу разглашать, поэтому, пожалуйста, следите за моим сайтом и страничкой в соцсети.

– Какими качествами должен обладать современный оперный певец (певица)?

– Прежде всего, любовью. Любовью к своему делу. Благодарностью за дар свыше и чувством ответственности за него. Помимо отличных вокальных, музыкальных и актерских данных, современный оперный певец должен быть прекрасным коммуникатором, организованным, дисциплинированным и целеустремленным человеком. Сильной личностью. Забыть про своё эго. Знать и чувствовать, о чём ты хочешь сказать людям на сцене и почему. На сцене мы оголяем свои сердца, и искусство в моём понимании – это Правда. Именно Правда с большой буквы, которая больше, чем жизнь, и длиннее, чем время. Для меня миссия артиста – это возможность коммуникации с людьми, которая выходит за рамки обыденного. Это общение души с душой, и если я затронула ваше сердце на сцене, для меня это высшая награда.