22 мая 1936 года скульптор Вера Игнатьевна Мухина получила под расписку пакет из Совнаркома. Оттуда она узнала, что вместе со скульпторами Вячеславом Андреевым, Матвеем Манизером и Иваном Шадром она назначается участником конкурса на создание скульптуры для павильона СССР в Париже, где должна была пройти очередная Всемирная выставка.

Приступить к работе надлежало немедленно, дополнительные сведения можно было получить у Бориса Иофана, автора проекта советского выставочного павильона. В это время в Москве по его проекту уже началось возведение Дворца Советов высотой 400 метров со 100-метровой статуей Ленина (от редакции – читайте об этом в февральском номере «Русского города»). И если в проекте Дворца Иофан возражал против того, что здание как будто бы становилось постаментом для скульптуры, то в проекте выставочного павильона он сам предлагает этот ход: здание с динамичными формами, с нарастающей уступами фронтальной частью увенчивается мощной скульптурной группой. На этот раз удивлена была Мухина: само здание похоже на бегущий поезд, а впереди – словно бы локомотив со скульптурой. Какие-то несуразные пропорции у здания, 161 на 21 метр – это же внутри будет сплошной коридор! Но оказалось, таковы размеры участка, и не вздумайте снести растущие по бокам платаны. В качестве прототипа самой скульптуры предлагалось использовать либо Нику Самофракийскую, либо «Тираноборцев».

«Cвалилась работка на мою голову, – примерно так думала Вера Игнатьевна. – Большая честь, но может обернуться большой неудачей». И начались творческие терзания. Высота павильона под статуей – 34 метра, скульптуры – 18 метров, и эту скульптуру люди будут видеть снизу. Нужно что-то противопоставить этому стремлению ввысь и павильона, и скульптуры. Поиски заняли всё лето. И вдруг родилась идея использовать приём с развевающимся шарфом; это же и будет та самая горизонталь, которая позволит придать скульптуре движение вперёд: лента от левой руки фигуры колхозницы проходит по воздуху бедру рабочего, облегает его и «улетает» назад. Благодаря этому в скульптуре появляется тот порыв, который потом отметят все ценители. С такой композицией согласился и Борис Иофан.

Однако проект ещё должен быть принят представительной комиссией, хотя Иван Межлаук, комиссар будущего советского павильона на парижской выставке, уверен:

– 99 %, что будете делать вы. Но только...

– Штаны надеть? (у Мухиной «рабочий» был обнажённым).

– Да. Наденьте штаны, чтоб видно было, что это рабочий.

И Мухина добавила комбинезон «рабочему», а «колхознице» сарафан. Но ещё до просмотра работы Молотовым Межлаук намекает: «Кое-кто сильно возражает против шарфа». Вот тут уж упёрлась сама Мухина, – ведь для скульптуры это была важнейшая деталь композиции, именно шарф придавал группе динамику. Автор решила доказывать «от противного» и сделала проект композиции с шарфом и без шарфа. Теперь для неё эта скульптура – её гордость, её работа, блестяще выполненная. В общем, прав был Межлаук, когда говорил: «Помните, что это самая ответственная работа за 20 лет». И когда в начале ноября смотреть проект приехал Молотов, ей удалось доказать ему необходимость шарфа.

Для изготовления скульптуры в металле была необходима модель в одну пятую от величины – высотой 3,5 метра. И на это давалось всего десять дней. Это же нереально – за десять дней вылепить модель в 3,5 метра, использовав 4 тонны глины. Спас положение Петр Николаевич Львов, известный инженер ещё дореволюционной инженерной школы. И он же предложил Мухиной делать будущую скульптуру из нержавеющей стали. В ответ на сомнения Веры Игнатьевны изготовили по гипсовому слепку голову Давида. Сталь оказалась пластичным материалом, вполне приемлемым для работы. К тому же Львов предложил соединять детали не клёпкой (как это сделано на Статуе Свободы), а точечной сваркой. Со своими помощницами – Зинаидой Ивановой и Ниной Зеленской – Мухина вылепила модель и передала в производство.

Казалось, дело пошло, и Вера Игнатьевна полагала, что её заботой останется только то, что называется авторским надзором. Ан нет, 8 декабря звонит ей Львов и предлагает срочно приехать. Первая же выполненная часть – увеличенный в 15 раз ботинок «рабочего» – показала, что всё придётся доводить в процессе изготовления. Сначала даже нельзя было понять, на какую он ногу!

Мухина вместе со своими помощницами буквально переселяется на завод на время изготовления статуи. Деревянную форму («корыто») приходилось исправлять на ходу. На заводе даже появился специфический жаргон: «А дайте-ка мне женскую заднюю ногу». Или надпись на деревянной форме: «Не трогать. Женский живот». И вот каждое такое «корыто» приходилось исправлять, доводить. В конце даже перешли на трёхсменную работу. Уставали все, но – удивительное дело! – для полутора сотен инженеров, технологов и рабочих всё это стало настоящим захватывающим творческим процессом.

Очень сложной штукой оказался шарф (как его назвали, «загогулина»). Его несколько раз снимали, упрочняли и снова ставили на место, ведь не случалось ещё в практике такой вещи, к тому же довольно хитро закреплённой. Зато, когда в марте 1937 года на заводском дворе стали собирать скульптуру, с радостью отмечали: «Это место я делал!», «А это – я!».

Готовую работу приехал принять снова Молотов, а затем, поздно ночью, и сам Сталин, который минут двадцать осматривал скульптуру. «Оргвыводов» не последовало – стало быть, работа понравилась. Борис Иофан передал: «Правительство очень довольно».

Скульптуру разобрали на 65 частей, упаковали в ящики, погрузили в 26 вагонов, в том же поезде разместились монтажники с инженером Рафаэлем – и в Париж. В Польше в одном из туннелей груз не проходил по габаритам. Рафаэль сообразил, в каком месте нужно резать автогеном.

Мухина, Иванова и Львов тоже выехали в Париж. Работа на выставке пошла споро, ведь конструкцию знали вдоль и поперёк. Собрали её досрочно и начали устанавливать, хотя павильон ещё стоял в строительных лесах. Иностранные рабочие относились очень хорошо и к работе, и к «нашим», специально заходили на площадку поприветствовать их. Забавный снимок сделала корреспондент французской газеты «Юманите»: серп и молот над Эйфелевой башней.

И наконец скульптура была установлена сверху на павильон. Сразу стало видно, насколько Вера Игнатьевна учла всякие нюансы. Нержавейка ведь хитрая вещь – у неё нет цвета, она отражает всю колористику окружающей среды: солнце, небо, облака, луну. Мухина в Москве специально обращалась в планетарий, где ей показали картину парижского неба с мая по сентябрь. И теперь скульптура стояла удачно, лицом к солнцу. Всё сложилось!

Это был безусловный успех Веры Мухиной. Очень высоко оценили работу деятели французской и мировой культуры Луи Арагон и Ромен Роллан. Пабло Пикассо писал: «Как прекрасны советские гиганты на фоне сиреневого парижского неба». Художник-график Франс Мазерель высказал Мухиной восхищение: «Ваша скульптура ударила нас, французских художников, как обухом по голове. Мы иногда целыми вечерами говорим о ней... В современной мировой скульптуре эту работу нужно считать исключительной».

Полгода выставки сделали Веру Мухину и «Рабочего и колхозницу» известными всему миру. Хотя были и отрицательные оценки, но определялись они, скорее, идеологическими соображениями: нам-де показывают символ победившего социализма. Прошло три четверти века, социализма уже нет там, где он был когда-то, но в истории искусства скульптура осталась в памяти, не затерявшись среди других произведений. Не перестает восхищать динамика скульптурной группы, мы видим удивительный момент движения, переданный позами фигур, пластикой, динамикой развевающихся тканей. Со всех точек она выглядит гармонично, и это не случайность, а хорошо продуманный грамотный подход. Вот, например, Германия на Парижской выставке промахнулась с размерами. Когда немцы узнали высоту советского павильона, то не смогли допустить, чтобы их павильон, стоявший напротив, оказался ниже. Они срочно нарастили его высоту, и тогда их имперский орёл на вершине стал снизу выглядеть похожим на курицу. А изображение понравившейся скульптуры Мухиной нашло своё место на шарфиках, пудреницах, значках и прочих сувенирах.

Но вот закончилась выставка, и скульптуру нужно вывозить. Что, казалось бы, должно быть проще: собрали, а теперь разберите, не торопясь. Но на дворе был 1937 год (долго в Советском Союзе помнили этот год). Вере Игнатьевне не дали присутствовать при разборе статуи. Вспомнили, что, будучи в Париже, она останавливалась не вместе со всеми (то есть, очевидно, не под надзором «искусствоведов в штатском»), а у своей подруги – художницы Александры Экстер, которая после работы за рубежом не захотела возвращаться в Советский Союз. Да и ребятам, профессионально собравшим статую перед выставкой, не разрешили ещё раз ехать за рубеж: а вдруг кто-то решит там остаться? Поэтому послали молодцев с автогеном, которые быстренько разрезали скульптуру, да так, что в Москве её больше полугода потом не могли собрать. Во многих местах просто пришлось приваривать новый материал.

Долго не могли решить, куда же установить скульптуру после её возвращения. Места, которые предлагала Мухина, не одобряли. Собрались было даже отправить статую на Рыбинскую ГЭС в Ярославскую область. Но там затянули со сдачей объекта, и было решено поставить «Рабочего и колхозницу» у открывшейся Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (ВСХВ, позднее – ВДНХ). Скульптуру поместили на 10-метровый постамент, а ведь задумана она была для 35-метровой высоты! Как язвила по этому поводу сама Мухина, установили композицию «на пенёк» и теперь она «по земле ползает». К тому же поставили её спиной к солнцу. И Мухина, и Иофан долго бились, чтобы скульптуру подняли на нужную высоту, но после кончины Иофана в 1975 году дело совсем заглохло.

Вера Мухина вместе с модельером Надеждой Ламановой также разрабатывали для советских женщин проекты одежды из доступных недорогих материалов и выпустили альбом «Искусство в быту». А на Всемирной выставке в Париже в 1925 году они получили гран-при за коллекцию одежды. Знали бы вы, из чего они делали эти костюмы: шляпы из рогожи, бусы из раскрашенного хлебного мякиша! А ещё легенда устойчиво приписывает Мухиной создание знаменитого гранёного стакана, который стал, по сути, символом социализма. Можно было, умеючи, разлить точно «на троих» ёмкость в 0,5 литра. Некоторые даже делали это держа стакан и бутылку за спиной и определяя количество по звукам булькающего напитка!

Кроме того, Мухина создала ещё не одну известную скульптуру. В Москве напротив Речного вокзала в Парке Дружбы, посаженном в 1957 году во время Фестиваля молодёжи и студентов, можно увидеть две из них – «Хлеб» и «Плодородие». У Белорусского вокзала, куда в 1932 году из Италии вернулся Максим Горький, восторженно встреченный народом, установлен памятник этому писателю. Памятник был начат Иваном Шадром, но заканчивала его уже Вера Мухина; позже она получила за эту работу ещё одну Сталинскую премию (всего их у неё было шесть). А у здания консерватории находится памятник Чайковскому, который дался Мухиной очень непросто. Был установлен его второй вариант, где Чайковский изображён за пюпитром. Но ограде выложены нотные знаки, отображающие реальные произведения Чайковского (хотя до сих пор студенты консерватории переставляют ноты так, чтобы получалось, будто Чайковский сочиняет «Собачий вальс»).

А «Рабочего и колхозницу» в 1987 году к очередной годовщине Москвы собрались поставить на Крымском валу. Но выявилась ветхость конструкции каркаса, и пока занимались реставрацией, место занял Зураб Церетели своим Петром I. Работы по реконструкции «Рабочего и колхозницы» велись кое-как, потом (в духе времени) фирма проворовалась. Замечательную акцию провели художники, нарядив «Рабочего и колхозницу» в одежды цвета российского флага, чтобы привлечь к проблеме внимание властей. И наконец был объявлен тендер, который (удивительно!) в тот же день выиграла фирмы Елены Бабуриной – супруги Юрия Лужкова.

28 ноября 2009 года скульптуру снова открыли, установив её на постамент высотой 35 метров. Он повторил форму павильона СССР на выставке в Париже, правда, меньшей длины, исходя из размеров участка. Внутри здания расположен музей истории этой замечательной скульптуры, залы для лекций и конференций. Работа заняла достойное место в городском пространстве, как заняла своё место в истории искусства её автор – замечательный скульптор Вера Игнатьевна Мухина.